она съела кусок мяса - он ее убил
вчера вернулась из Минска.
успела отсидеть там несколько суток в "тюряге".
точнее в Центре Изоляции Правонарушителей. Иными словами ЦИП в Окрестино.
вначале я сидела в камере №15 вместе с алкоголичкой Аленой. Алене было 43 года. Для алкоголичек свойственно быть не то что тощими...а какими то сухими. На ней кожа висела. Увидев мою татуировку - снегирей на запястьях, она тоже решила похвастаться достижениями, продемонстрировав творение на своей заднице - маленького черного скорпиона. Я по знаку зодиака Скорпион, говорит она мне.
А жопа у нее была плоская и в складках, словно старушечья. Я резко отвернулась и сказала - ну да...ммм...здорово.
Никогда не забуду то ощущение, когда нас ввели в камеру. Она оказалась довольно просторной, в особенности для нас двоих, но там практически не было места при этом, так как всю площадь занимала так называемая "сцена". Если вы думаете что в камере было какое то подобие кроватей, то вы ошибаетесь. Кроватью нам служила эта самая "сцена" - огромный дощатый постамент, с небольшим, но резким возвышением у "изголовья". Стены - грязно-бежевые, первая ассоциация, пришедшая мне в голову - цвет дерьма и отчаяния. Под потолком два небольших узких окна с решетками и битыми стеклами. Понятно, что ветер дул нещадно и в камере было безумно холодно. А на мне только легкое летнее платье - ноги и руки открыты.
Я села на сцену и стала думать. Я в чужом городе, в чужой стране, у меня были взяты обратные билеты в воскресенье, но мне сказали - ну, извини, до понедельника ты никуда не уедешь. Сцена была исчерчена полями для игры в "мандавошку" или в "жопу", правил игры я правда так и не узнала. В камере были припрятаны шашечки для игры, сделанные из хлебного мякиша - кругленькие и конусообразные.
напротив меня была железная дверь с тонированным глазком (чтоб нас, то бишь заключенных, могли видеть, а мы их - нет) и ниже располагалось маленькое окошечко - "кормушка". через эту кормушку свершалась наша связь с внешним миром, обычно во время кормежки.
глядя на эту дверь, я ощущала как бурчит у меня в животе. скоро я отведаю тюремной еды и окончательно потеряю все человеческое. Потому что здесь мы были не люди. Люди они там, на улице. они смотрят телевизор, едят хот-доги, гуляют, смеются. Они и понятия не имеют, каково здесь, в камере. Им нет дела до нас, они даже не подозревают о нашем существовании.
здесь в нас ломали все человеческое, ломали холодом, жесткими деревянными досками и конечно, весьма жуткой едой, о которой я напишу в следующий раз.
ну а пока...точнее теперь я дома, в Санкт-Петербурге, пытаюсь восстановить свои творческие жилки. Вновь мне кажется, что мои работы сумбурны, слабы, скучны и не имеют никакого веса. Поэтому сейчас я, находясь среди завала вещей (переезд не шутка ведь) достаю старые краски, сетуя на то, что даже негде поставить мольберт. И даже нет рабочего стола. Кладу большой деревянный планшет себе на колени, и, согнувшись в три погибели, заставляю себя что-то делать.
ощущая себя слабой и неуверенной, все же потихоньку стараюсь воплощать начатые и задуманные идеи.
Еще у меня заболело ухо, я не очень хорошо себя чувствую, провожу время в основном в кровати.
очень хочу войти в прежнюю колею и вывести себя на новый, более сильный, уровень. Очень нуждаюсь в...своего рода "свежем потоке", течении, в которое мне нужно попасть, чтоб оно куда то меня понесло.
успела отсидеть там несколько суток в "тюряге".
точнее в Центре Изоляции Правонарушителей. Иными словами ЦИП в Окрестино.
вначале я сидела в камере №15 вместе с алкоголичкой Аленой. Алене было 43 года. Для алкоголичек свойственно быть не то что тощими...а какими то сухими. На ней кожа висела. Увидев мою татуировку - снегирей на запястьях, она тоже решила похвастаться достижениями, продемонстрировав творение на своей заднице - маленького черного скорпиона. Я по знаку зодиака Скорпион, говорит она мне.
А жопа у нее была плоская и в складках, словно старушечья. Я резко отвернулась и сказала - ну да...ммм...здорово.
Никогда не забуду то ощущение, когда нас ввели в камеру. Она оказалась довольно просторной, в особенности для нас двоих, но там практически не было места при этом, так как всю площадь занимала так называемая "сцена". Если вы думаете что в камере было какое то подобие кроватей, то вы ошибаетесь. Кроватью нам служила эта самая "сцена" - огромный дощатый постамент, с небольшим, но резким возвышением у "изголовья". Стены - грязно-бежевые, первая ассоциация, пришедшая мне в голову - цвет дерьма и отчаяния. Под потолком два небольших узких окна с решетками и битыми стеклами. Понятно, что ветер дул нещадно и в камере было безумно холодно. А на мне только легкое летнее платье - ноги и руки открыты.
Я села на сцену и стала думать. Я в чужом городе, в чужой стране, у меня были взяты обратные билеты в воскресенье, но мне сказали - ну, извини, до понедельника ты никуда не уедешь. Сцена была исчерчена полями для игры в "мандавошку" или в "жопу", правил игры я правда так и не узнала. В камере были припрятаны шашечки для игры, сделанные из хлебного мякиша - кругленькие и конусообразные.
напротив меня была железная дверь с тонированным глазком (чтоб нас, то бишь заключенных, могли видеть, а мы их - нет) и ниже располагалось маленькое окошечко - "кормушка". через эту кормушку свершалась наша связь с внешним миром, обычно во время кормежки.
глядя на эту дверь, я ощущала как бурчит у меня в животе. скоро я отведаю тюремной еды и окончательно потеряю все человеческое. Потому что здесь мы были не люди. Люди они там, на улице. они смотрят телевизор, едят хот-доги, гуляют, смеются. Они и понятия не имеют, каково здесь, в камере. Им нет дела до нас, они даже не подозревают о нашем существовании.
здесь в нас ломали все человеческое, ломали холодом, жесткими деревянными досками и конечно, весьма жуткой едой, о которой я напишу в следующий раз.
ну а пока...точнее теперь я дома, в Санкт-Петербурге, пытаюсь восстановить свои творческие жилки. Вновь мне кажется, что мои работы сумбурны, слабы, скучны и не имеют никакого веса. Поэтому сейчас я, находясь среди завала вещей (переезд не шутка ведь) достаю старые краски, сетуя на то, что даже негде поставить мольберт. И даже нет рабочего стола. Кладу большой деревянный планшет себе на колени, и, согнувшись в три погибели, заставляю себя что-то делать.
ощущая себя слабой и неуверенной, все же потихоньку стараюсь воплощать начатые и задуманные идеи.
Еще у меня заболело ухо, я не очень хорошо себя чувствую, провожу время в основном в кровати.
очень хочу войти в прежнюю колею и вывести себя на новый, более сильный, уровень. Очень нуждаюсь в...своего рода "свежем потоке", течении, в которое мне нужно попасть, чтоб оно куда то меня понесло.
еще я хочу чтоб Сирожено Пирожено мне попозировал для картиночки :з
Заболекарь это было мелкое хищение .)
хотя у нас, в Беларуси, закон не писан